MediaLaw

Предлагаем вниманию читателей текст выступления Алексея Власова, генерального директора Информационно-аналитического центра по изучению постсоветского пространства на встрече со студентами бишкекских вузов в Институте общественной политики на тему «Российская политическая журналистика». Данное мероприятие состоялось 22 марта 2011 года.

Прежде всего, существует три подхода к оценке современной политической журналистики в России. Первый — очень важный, на мой взгляд, поскольку он относится и к оценке политической журналистики в Кыргызстане. Политическая журналистика исчезла и заменена в настоящий момент пропагандой. Это касается и телеканалов, это касается и значительной части печатных изданий, и в несколько меньшей степени интернет-СМИ и блогосферы.

Вторая позиция: политическая журналистика в Москве и Петербурге действительно сведена практически к нулю, но в российской провинции — напротив. В печатных СМИ, на региональном телевидении, наблюдается тенденция подъема независимой политической журналистики, то есть из региона идет новая волна, которая в ближайшем будущем приведет к изменениям ландшафта политической журналистики в целом.

И третий подход: политическая журналистика в России претерпевает глубокие системные изменения, не связанные с политическими обстоятельствами нашей жизни. Эти изменения носят скорей технологический характер, потому что на смену классической журналистике, телевизионному интервью, ток-шоу, печатным колонкам приходит политическая журналистика в форме интерактивного общения, в форме блогов, в форме общения в Facebook и Twitter. То есть формируется совершенно новый тип выражения политической позиции.

Сразу хочу оговориться, что по третьей точке зрения есть очень серьезный вопрос, на который мне хотелось бы услышать ваше мнение. Является ли блогер журналистом? То есть можно ли сказать, что тот человек, который ведет свой политический блог, является в широком понимании этого термина журналистом, пишущим на политические темы? Или мы выводим вообще блогосферу за скобки нашего разговора о профессиональной журналистике?

В ноябре этого года в Киеве состоялся форум Евразийских СМИ, и я на нем присутствовал. С этой темой выступал декан журфака МГИМО, мой хороший друг Ярослав Скворцов, — он честно сказал, что он не нашел ответа на этот вопрос. И в данный момент определение — является ли блогер журналистом, это ведь касается не только наших с вами теоретических рассуждений. Это вопрос и уголовного преследования за публикацию непроверенных сведений или за публикацию сведений, порочащих честь какого-то политика. Это и вопрос, вообще подпадают ли Живой журнал и блоги под нормы Закона «О СМИ», являются ли средством массовой информации или нет? Так что здесь третья точка зрения открывает очень широкое поле для дискуссии.

Чем была политическая журналистика в советские времена? Поскольку вы их не застали, то я вам честно скажу, что в советские времена журналист, прежде всего, должен был быть пропагандистом. Понимание «журналист равно пропагандист» для политической сферы в советское время предполагалось априори. Почему так? Потому что выражалась единственная позиция; позиция не авторская, а позиция, прежде всего партийная, то есть той партии, которая определяла идеологический курс в средствах массовой информации.

Момент перехода к политическому плюрализму на рубеже 80-х, 90-х годов — возникает многовариантность изложения политических событий в средствах массовой информации. И период от 1989 до 1994 года — это время расцвета свободной политической журналистики в России. До 1994 года, до начала первой чеченской кампании. На чем был основан этот расцвет? На том, что люди обладали высокими профессиональными навыками, это были выпускники ведущих российских, советских вузов, журфака МГУ, Питерского университета, тогда еще Ленинградского. И помимо желания честно говорить о политике, они еще обладали профессиональными компетенциями, которые позволяли им не просто рассуждать, но и рассуждать об этом грамотно с профессиональной точки зрения.

Затем начинается чеченская кампания, 1994 год — первая чеченская война, и с декабря 1994 года начинается постепенное сужение пространства свободы выражение мнения. На это повлияли два обстоятельства. Первое: начинают постепенно проявляться цензурные ножницы со стороны государства. Первый инструмент давления, безусловно, — это государственная цензура, которая начинает ограничивать сферу свободной политической оценки в любых СМИ (тогда еще Интернет не был развит) на телевидении и в печати. Но появляется и второй ограничитель — это то, что большинство средств массовой информации принадлежали финансово-политическим группам. То есть второй вид цензуры — это олигархическая цензура, потому что политическая журналистика становится инструментом борьбы между олигархическими кланами в России.

Опять же вы не застали этот период, но, допустим, самая громкая война политической журналистики в России — это война между медиахолдингами Березовского и Гусинского. Гусинский контролировал НТВ, у него работал нынешний глава второй нашей кнопки Олег Добродеев. Березовский контролировал общественное ОРТ, общественно-российское телевидение, и наши граждане смотрели не сериалы, как смотрят ваши мамы и бабушки, а наблюдали исключительно за тем, как наши информационные основные ресурсы бодро мочили друг друга и аффилированных с ними политиков в прямом эфире. Даже появились политические киллеры в журналистике — это господа Доренко и Невзоров. Это, пожалуй, два самых известных телекиллера, как их называли, которые придали политической журналистике совершенно новое лицо. Это было лицо не самое благостное, потому что журналистика стала инструментом решения политических задач. Теперь уже не писали о каком-то процессе в политической сфере, не писали о необходимости развития гражданского общества или иных институций, а конкретно выполняли заказ на дискредитацию того или иного лица в политической системе нашей страны.

Появляется само понятие «черный пиар» и в политике, и в бизнесе. Расцвет «черного пиара» — 1995-1996 годы. Но изменилось не только это, как говорят — «плохие дяди с деньгами пришли, наше нехорошее государство стало журналистов использовать в своих целях». Меняться, прежде всего, стали сами журналисты. Это очень важный момент внутреннего перерождения людей, которые искренне хотели работать в режиме свободного выражения мнений, но подчинили собственную свободу вливаниям средств со стороны олигархических структур. В те годы так называемые «золотые перья» в таких журналах зарабатывали 15-20 тысяч долларов в месяц, это 1995-1996 годы. Это огромные деньги даже по нынешним временам. В 1994-1995 годы квартира в Москве стоила 45 тысяч долларов. За два месяца за счет нападок на Юрия Михайловича Лужкова можно было обеспечить себе квартиру где-то в Раменках (район Москвы) или на Ленинском проспекте. Условно говоря, люди продавали «душу дьяволу», но, по крайней мере, понимая, за что они эту душу продают.

Что происходит затем? В конце 90-х годов политическая журналистика начинает переживать период полного спада, потому что она становится настолько конъюнктурной, что теряет своего читателя. Исчезают многие газеты и журналы, которые определяли политическую повестку дня в России в середине 90 годов. Была очень интересная газета «Сегодня». Прекрасная газета, из которой потом выросли многие российские газеты сегодняшнего дня. Полностью меняется состав журналистов в «Независимой газете», в газете «Коммерсант». В 1998-1999 годах произошло переформатирование рынка политической журналистики. Окончательно этот процесс был завершен с приходом к власти нового президента страны Владимира Владимировича Путина. С этого момента политический журналист оказался отодвинут от своей главной функции – обеспечение политических прав и свобод граждан. На стенах Министерства информации нужно высечь фразу: «Политический журналист должен быть, прежде всего, причастен к обеспечению политических свобод и прав граждан», потому что право на честную объективную информацию является главным и неотъемлемым правом каждого гражданина. А СМИ с 2000 года особо и не собирались эту функцию выполнять, по той простой причине, что они включились в формирование нового образа России. Вполне возможно, что и в Кыргызстане политическая журналистика будет играть роль «стратегического утешителя», то есть создавать внутренний и внешний образ страны, который на самом деле ничего общего с реальным образом страны не имеет. Но объясняться это будет абсолютно благими целями и задачами: «Мы поступаем так, потому что мы должны внести стабильность, устойчивость в развитие внутриполитического процесса».

Главная задача для журналиста – не раскачивать лодку. Если подходить к вопросу с этой точки зрения, то за примерно первые 4 года правления Путина в целом эта задача была решена. Сейчас, по оценкам немецких экспертов, 96% российской политической журналистики – это пропаганда; 4% — информация. Это много, потому что еще 3 года назад немецкие эксперты делали замеры: было 90% пропаганды и 10% информации. За три года появляется тенденция к полному поглощению информационного рынка — рынком пропаганды. Первый замер был сделан в 1997 году, второй — в 2010 году. Именно поэтому независимая политическая журналистика уходит в блоги. Поскольку ни на основных телеканалах, ни в основных печатных изданиях политической журналистике не остается места для самовыражения. С блогами возникает серьезный вопрос. Во-первых, масштабы влияния до сих пор никто точно не определил. Безусловно, последние события на Арабском Востоке показали, что, допустим, Facebook, Twitter оказывают влияние на 5-10 % молодежной аудитории. Эти 5-10% наиболее пассионарны и они могут выступить в качестве «застрельщиков» массовых акций протестов. В России массовые акции протеста не носят политического характера, по крайней мере, пока.

Борьба политической журналистики в блогах идет против произвола чиновников. Пока ставятся не политические, а социальные проблемы. Например, против специальных маячков, так называемых «мигалок» — известная акция «Синее ведерко». Давление на следствие в ходе расследования трагической гибели двух женщин в транспортном происшествии на Ленинском проспекте, когда в их машину врезался вице-президент компании «Лукойл», и милиция пыталась замять рассмотрение этого вопроса. Политическими журналистами волей или неволей становятся в основном представители каких-то узкопрофильных сообществ, например, автомобилисты, те, кто боролся во Владивостоке против запрета на машины с правым рулем, так называемых «японок». Но это не политическая журналистика в профессиональном плане. Это такие «доморощенные новообращенные авторы», которые пишут в жанре политической журналистики, но не являются профессионалами в этой сфере. Здесь возникает вопрос: есть ли у них какой-то кодекс поведения? Известно, что, допустим, для профессиональных политических журналистов есть 10 принципов норм поведения, которые установлены еще в конце 80-х годов. Все, кто учится на факультете журналистики, знают их наизусть. Авторы блогов должны эти принципы соблюдать? По идее, да, если они участвуют в распространении не только информации, но и интерпретации этой информации.

С другой стороны, в чем преимущество блогов и каких-то других форм сообщения в интернет-пространстве? Прежде всего, быстрота. О взрыве в аэропорту Домодедово узнали в блоге через 15 минут, а наши телевизионные каналы включили это событие через 2,5 часа. Некоторые говорят, что именно это событие похоронило как таковое вообще телевидение, как инструмент распространения информации, потому что 2,5 часа и 15 минут — слишком большая разница. Медведев узнал о произошедшем из Twitter. Если блогер будет соизмерять задачу распространения информации с задачей ее адаптации под требования профессиональной журналистики, это займет то самое время, которое он бы мог потратить на быструю, эффективную передачу информации. Что важнее: скорость передачи информации или ее корректная обработка? Это вопрос, который нам нужно с вами обсудить. Допустим, образ Кыргызстана, который сейчас сформирован российской политической журналистикой, совершенно отличен от образа Кыргызстана, который существует в реальности. Почему? Потому что отчасти это продукт опять-таки живых журналов, блогосферы или заказных материалов у черного PR, которые конкретно используются во внутриполитической борьбе в Кыргызстане.

Разве нормально, когда человека, отъезжающего в Бишкек, провожают так, будто он летит на необитаемый остров, где живут исключительно людоеды и хищники, которые съедят его? Но это реальное отражение образа страны, который искусственно формируется через разные каналы распространения политической информации. Например, когда говорят, что в Москву ехать нельзя: стоит кыргызу выйти из метро, его сразу скинхед убьет, — это тоже результат каких-то очень серьезных процессов, связанных с механизмами работы политической журналистики и в Кыргызстане в том числе, ну и в России, конечно, потому что русскоязычный сегмент Интернета в значительной степени ориентирован на российское информационное поле.

Поэтому, отвечая на вопрос, какая из трех версий, которые я обозначил в самом начале нашего разговора, верна, я думаю, все-таки третья. Мы, действительно, находимся в фазе перелома. И каким будет образ интернет-политической журналистики, политической журналистики на телевидении и печатных СМИ, я не берусь предсказать. Перемены происходят на наших глазах. По замерам популярности российские и политические ток-шоу теряют уже по 2-3 процента. Это серьезная тенденция, даже Соловьев уже теряет рейтинги. И новые ток-шоу политического характера — две-три пилотные передачи пробрасывают, и потом снимают из-за низких рейтингов. Зритель уходит из такой политической журналистики, потому что старшие и средние поколения смотрят фильмы, сериалы, и про кухню или «шоу за жизнь», как у нас называют. А молодежь не питается информацией от классической, политической журналистики. То, что ей необходимо, она найдет в Интернете, и она создает свой собственный мир, в котором как бы существует политическая журналистика, потому что и она тоже не соответствует ни одному критерию, ни одному ее стандарту. Поэтому вполне возможно, что через 3-4 года нам придется переписывать учебники, менять стандарты, отказываться от этих десяти принципов и искать какие-то новые. В этом процессе, я думаю, будете уже участвовать непосредственно и вы, как молодые журналисты, которые будут определять лицо киргизских СМИ спустя, допустим, 5-6 лет.

И последний вопрос, который я хотел бы поднять. Буквально перед отъездом я получил замеры общественного мнения в Кыргызстане, которые проводил наш российский Фонд общественного мнения накануне парламентских выборов. Помимо стандартного набора вопросов о том, что и за кого, рейтинги и так далее, самое главное, что здесь было обозначено, и это очень важно с точки зрения понимания политики и политической журналистики, — это ожидание новых лидеров в Кыргызстане и ожидание новых идей. Потому что 53 процента опрошенных говорили о том, что самое главное, что они ожидали от нового парламента, — это формирование нового дискурса, то есть новых идей. Точно так же и кыргызская, и российская политическая журналистика живут в ожидании появления этой новой идеологии, которой, увы, мы пока в поиске, но все-таки я оптимист, и я надеюсь, что в том числе и с вашей помощью рано или поздно мы этот путь обретем.

URL: http://bpc.kg/news/13027-25-03-11